Лиза О`Нил - Повезло

Вспомнив вчерашнее розовое атласное белье, он сдернул с нее футболку.

– Боже.

И вцепился в край столешницы, пытаясь совладать с дыханием. Красный шелк. Он блестел в свете оставшейся свечи точно жидкий рубин на медовой коже Эвы.

Проведя пальцами по этой роскоши, Джордан освободил ее от лямок и жадно прильнул к груди.

Внутри Эвы что-то сжалось и сладко заныло. Поддавшись ощущению, она вцепилась пальцами в волосы Джордана.

– Спальня там.

Повинуясь, он поднял голову и секунду раздумывал над предложением.

– Не дотерплю. Не сейчас.

С этими словами Джордан принялся непослушными пальцами возиться с молнией ее джинсов. Приятно сознавать, что с тобой сдержанный мужчина становится нетерпеливым.

Благодаря этому сознанию Эва, в отличие от кавалера, стала уверенно расстегивать пуговицы его рубашки, пока Джордан не отмахнулся и не рванул с себя одежду.

Пуговицы градом застучали по полу.

– О. – Какое-то время Эва просто любовалась открывшимся ей видом. «Это просто моя обязанность как любой нормальной женщины». Проведя ногтем по полоске волосков ниже его пупка, Эва увидела, как по коже Джордана побежали мурашки. – Отличное тело, прокурор.

– У тебя тоже, док. – Подхватив ее под мышки, Джордан поставил Эву на ноги. – Твои джинсы мешаются. – А когда упомянутые джинсы съехали вниз, просто приподнял Эву, вытаскивая ее из них.

И уставился на нее. Совершенно обнаженная, если не считать красных шелковых трусиков, Эва никогда не чувствовала себя более желанной.

Она приподняла свои волосы и распустила их по плечам, наблюдая за реакцией Джордана.

– Я просто потерял дар речи.

– Какая неприятность для адвоката. Но хоть на ногах по-прежнему стоишь.

Издав что-то среднее между смешком и стоном, он подхватил Эву, усадил обратно, раздвинул ей ноги и накрыл холмик между ними ртом.

– О, боже. – Она откинулась назад на локтях, чувствуя трение шелка и языка.

Радио упало в раковину, оборвав знаменитую песню «Фламинго» про глаза. Эва не ожидала такой атаки, но именно ее и получила.

Джордан чуть прикусил скрытую тканью плоть, и тугой узел в животе Эвы разлетелся на тысячу осколков.

– Боже. Боже. Дай минутку отдышаться. – Слыша звон в ушах, она растянулась на столешнице. – Кажется, я ослепла. Постой. – Затем открыла глаза. – Черт, какой же тут уродский кафель. Может, выкрасить его бронзовой краской?

– Ты пришла в себя. – Джордан притянул Эву к себе, и она упала ему на грудь.

– Нет, нет, еще нет. У меня все еще в ушах звенит. Или это… блин. – Оттолкнув Джордана, она практически упала со столешницы и, держась за голову, нетвердой походкой направилась туда, где оставила сумочку.

– Что такое? – раздраженно спросил Джордан.

– Мой пейджер. – Эва ворошила помады, рецепты, обертки от жвачки и угощения для собак, валявшиеся внутри. И – ой! – небольшой пистолет, наличие которого объяснять Джордану как-то не хотелось. Наконец найдя пейджер, она глянула на номер. Внутри все упало. – Черт.

– Нет. – Раздражение в голосе Джордана сменилось паникой. – Никаких чертей. Не сейчас. Плевать, кто там, сделай вид, что не слышала.

– Не могу, – с искренним сожалением ответила Эва. – Это Сэм Бэйли с фермы Лонг-Бранч. У него кобыла на сносях, и судя по сообщению, как раз начались роды.

– Так купи ему завтра сигару.

– Джордан… – Эва смерила его взглядом.

Поняв, куда она клонит, Джордан запустил пальцы в волосы:

– То есть мне светит стать первым человеком, официально скончавшимся от сексуального неудовлетворения, потому что тебе надо ехать принимать лошаденка?

– Жеребенка, – поправила Эва, подбирая с пола лифчик. – И хотя мне жаль оставлять тебя в таком состоянии – правда, очень жаль, – я единственный ветеринар в округе с нужной лицензией. А еще друг Сэма. – Она беспомощно пожала плечами. – Он первый раз разводит животных, и это первая кобыла, которая решила ожеребиться. Я обещала, что помогу при родах. Слушай… – Эва пригладила волосы, застегнула лифчик и подобрала джинсы. «И где я бросила обувь?» – Боюсь, мне придется просить тебя меня подбросить – моя машина осталась у клиники. Можешь просто оставить меня там, а сам езжай домой. Не знаю, сколько все продлится – иногда роды проходят почти мгновенно, иногда тянутся часами, – но не обещаю, что завтра мы сможем продолжить с того, на чем прервались. – Она глянула на часы микроволновки: уже почти девятый час. – Придется извиняться перед тобой в другой раз.

Джордан рухнул на стул:

– Ты меня убиваешь.

– Мне правда жаль. – Эва натянула футболку и послала хмурому Джордану полную раскаяния улыбку. – Если тебе станет легче: это, – указала она на столешницу, – было… круто. Обалденно.

Он слабо ухмыльнулся:

– Рад услужить.

– Ладно. – «Как неловко вышло». – Подожди минутку, я сбегаю за обувью.

«Надеюсь, есть отдельный круг ада специально для кобыл, которым не хватает совести подождать с родами до утра», – подумал Джордан, глядя Эве вслед.

И с этой недоброй и явно нелогичной мыслью натянул порванную рубашку.

Глава 15

Ферма Лонг-Бранч располагалась почти в пятидесяти километрах от города в эдакой пасторальной местности, сочетавшей в себе старые традиции и новые деньги. Величественные обширные дома с тщательно оборудованными лужайками и сверкающими дорогими машинами на подъездных дорожках смотрелись разноцветными украшениями на вычурном торте.

Закипавшее раздражение Джордана выросло еще на градус.

Учитывая, в какой кипяток он угодил утром на работе, а потом еще и разочарование – личное и профессиональное, – подбросившее соли в бульон… пожалуй, вскоре можно неплохо протушиться.

А эта буколическая идиллия просто стала гарниром.

Оглядевшись, Джордан заметил, что Сэм Бейли – под сорок, бывший инвестиционный банкир, оставивший крысиные бега в пользу более размеренной сельской жизни, судя по тому, что удалось выведать у Эвы, – весьма неплохо здесь устроился.

С приливным болотом на задворках, ферма представляла собой двадцать пять акров плодородной земли, окруженной высокой изгородью.

Дубы, растительные стражники царства Бейли, точно огромные горгульи изгибались над извилистой дорогой. В сгущающихся сумерках растущий на них мох покачивался в призрачном танце. Под шинами хрустели ракушки. Вся эта сказочная атмосфера только сильнее злила Джордана.

«Чертов коневод».